"ЛУЧШЕ ИГРАТЬ ПОЛИТИКА,А НЕ БЫТЬ ИМ"
Вениамин Смехов - культовая фигура Таганки в золотую пору театра он играл в лучших спектаклях Юрия Любимова, сам занимался режиссурой, организовывал актёрские капустники, слыл всенародным любимцем после киноверсии "Трёх мушкетёров", где сыграл благородного Атоса.
Десять лет назад актёр круто изменил свою жизнь, стал путешествовать по свету, ставить то в одной, то в другой стране спектакли. Нелавно вернулся в Россию на презентацию своей книги ("Театр моей памяти")
- Вениамин Борисович, вот уже десять лет вам весь мир - дом родной. Как живётся на колёсах?
- Если бы я десять лет назад узнал, что кто-то из моих друзей живёт всё время в пути, я позавидовал бы тому человеку. Сейчас, осуществив собственную мечту о кочевой жизни, удивляюсь, когда иные друзья жалеют нас с женой: мол, бедные, так редко задерживаетесь у очага... У каждого человека своя психика. У меня, наверное, психика древнерусского артиста: моя стихия - кочевая жизнь, муза дальних странствий, как у Пушкина, "охота к перемене мест". Как актёр, мечту об этих кочевьях я осуществил давно: Таганку, мой любимый и единственный театр, носило по всей стране и, отчасти, по всему миру.
- Вы сравнили свою судьбу с судьбой древнерусского артиста. Но наши лицедеи, помнится, были довольно бесправны.
- А у нас прибавилось прав, что ли? Артисты как жили на копеечное жалованье, так и живут, по-прежнему зависят от десяти нянек или папок. Просто раньше их били, гнали. Это относится не только к русским артистам, но и к труппам Мольера и Шекспира, в обязанности которых вменялось скоморошничать перед королём. Ничего особенно не изменилось - актёр остался зависимым. Правда, сегодня я работаю в качестве режиссёра и педагога, сам стал диктатором, хоть и без собственного театра.
- Неужели вам ничего не "светит" дома?
- Дома мне светит преподавание в Вахтанговском училище или в ГИТИСе, но всё равно быть "диктатором", наверное, не смогу. Между прочим, когда я ставил первые спектакли в Германии, в Израиле или "Горячее сердце" в Петербургском театре им.Комиссаржевской, то постфактум получал упрёки актёров, что мало их бил и был не так жесток, как должно. Я объясняю это просто: не получается! Я настолько сам бит Любимовым и нашим театральным производством, что поневоле гляжу на актёров баратными глазами. Слава богу, у меня здесь есть опора на авторитет Петра Фоменко. Вот уж он обожает актёров. Вот уж он их ласкает и нежит, но в нашем российском театре это абсолютное исключение из правил.
- Каков ваш нынешний статус в Театре на Таганке?
- "Висю" в качестве портрета на стене в фойе. Причём меня уже снимали (со стенки!), за меня хлопотали и снова вешали. Конечно же, стараюсь смотреть все спектакли и просто люблю Таганку - это очень дорогое для меня место. Когда приезжаю в Москву, обязательно бываю у своих детей и на Таганке.
- Вы связываете своё будущее с Таганкой?
- Вообще ничего не знаю про будущее. Буду очень рад, если вы скажете, что знаете всё про своё будущее.
- Увы, Вениамин Борисович, я историк по образованию и люблю заниматься прошлым. Помнится, герой Ильфа и Петрова на вопрос: "Ваше политическое кредо?" - отвечал: "Всегда!" Кто вы по политическим взглядам?
- Скорее всего, я предпочту считать себя аполитичным человеком, то есть человеком культурным. Мне кажется, что исторически (а мне история сейчас интереснее, чем современность, потому что я начитался наших нынешних изданий) в России существует настоящая оппозиция политике в культуре. У нас никогда не получалось ни с политикой, ни с экономикой, ни с благополучием человеческим, ни с демократией, ни с цивилизацией - зато у нас всегда всё получалось с культурой, с талантами в науке, в технике, в литературе, в балете, в шахматах, в музыке, и этой загадки нам с вами никогда не разгадать. Знаете, что сказал Бродский? "Россия - уникальная страна, которая осознаёт себя через культуру, даже в эпохи политического унижения". Политическое унижение было, есть и, к сожалению, будет. Поэтому моё политическое кредо - культура.
- А вообще вы интересуетесь политикой?
- Ну, конечно. Для меня очень важен порядок в России. Если ничего другого нам не дано, то хотя бы страх пере порядком. Это не моё предпочтение. Конечно, мучительно переживать зады, но идёт уже как бы от Воланда - видеть повторяемость всего: вчерашний царь - уже не кумир; сегодняшний царь - кумир... Думаю, что и Горбачёв, и Ельцин, и Путин, и те, кто будет дальше, отличаются от предыдущих стариков тем, что заранее знают, что им будут говорить вслед. Именно по этой причине необходимо заглядывать в нашу историю.
- Что за "страх перед порядками" вы упомянули?
- Если нельзя навести порядок цивилизованными путями, должен быть хотя бы страх у тех, кто нарушает порядок. Я имею в виду казнокрадов, коррупционеров, тех политиков, которые впадают в разврат власти на следующий день после прихода в неё. К сожалению, я видел среди товарищей очень много изуродованных судеб. Люди, которые вчера были прекрасными артистами, сегодня стали "политиками". Кто-то мне сказал: мол, Имярек был такой прекрасный режисёр и актёр, а теперь впал в коммунизм, ещё куда-то... Никуда он не впал, просто продолжается игра, только дурная. Та, на сцене, была настоящая и божья игра. Потому что, если мы говорим о Губенко, то, конечно, это человек с божественным предназначением... Всё это печально!
- Питомцы муз - Губенко, Говорухин, Кобзон сидят в Думе. Лимонов ушёл в политику, сидит в Лефортове и пишет книжку... Всё смешалось в доме Облонских!
- Это неинтересная история. Есть действительно талантливые люди, а есть люди, которые наживаю себе капитап, не имея таланта. Что касается талантливых людей, которые себя расходуют в этой политической чернухе, то это беда и печаль, но мне их судить. Я не смею об этом говорить уверенно. Чёрт его знает, а может, мы когда-нибудь с вами почитаем своих товарищей и друзей, и окажется, что они полны покаяния.
- Дневники очень часто пишутся с расчётом на печать.
- В своей книжке, вышедшей в "Вагриусе", я в предисловии написал, что в дневники верить нельзя. Друзья расшифровали мои дневники, которые лежали в ЦГАЛИ, и убедили (да меня и не надо было долго убеждать!), что это может оказаться интересным в монтаже.
- В своей книге "Театр моей памяти" вы вспоминаете о встречах с вахтанговскими и мхатовскими стариками, мелькают имена Владимира Высоцкого, Лили Брик, Давида Самойлова, Николая Эрдмана... Что это - улыбка сульбы или какое-то ваше свойство?
- Нет, такого греха у меня нет. Это только Высоцкий в шутку говорил, что "ты не живёшь, а коллекционируешь знакомства". Скорее всего, это случайность, но она связана, может быть, с моим характером, вполне мирюлюбивым и любопытствующим. Кроме того, эти везения, конечно, напрямую прикручены к таганской судьбе. Таганка была, конечно, магнитом, как теперь выяснилось, не столько театральным, сколько культурно-политическим.
- Ходят слухи про серию снимков, где вы душили многих актёров - Смоктуновского, Караченцова, Яковлева... Интересное у вас хобби.
- Это началось на гастролях в Ленинграде: мы весело ехали на какой-то концерт. И Толя Васильев сделал фотографию, как я "душу" Высоцкого: я изображал это жестоко, а Володя улыбался. Назывался снимок "Мой задушевный друг Володя", и его тогда опубликовали в какой-то газете. Потом, через много лет, когда мы встречали Войновича в Шереметьево, я вспомнил вдруг, что два Володи - Высоцкий и Войнович - были дружны. Сделали фотографию "удушения" Войновича. Потом пошло-поехало, начались съёмки...
- Десяток классиков удушили?
- Да, последний был Алёша Петренко на съёмках фильма "Двадцать лет спустя".
"Российская газета"
