Жаждущим приобщиться к культуре приходится отправляться в Кельн, Франкфурт, а то и в Дюссельдорф.
Не так часто Трир жалуют своим посещением большие артисты из России. Жаждущим приобщиться к культуре приходится отправляться в Кельн, Франкфурт, а то и в Дюссельдорф. Однако и на нашей провинциальной улице бывают иногда праздники. Перед трирской публикой выступил Вениамин Смехов.
На афишах он, конечно же, был изображен в костюме незабвенного Атоса. И представлен он публике был как Атос и народный артист России. «Я не народный артист, а инородный. И это – высокое звание», – моментально поправил Смехов. На Атоса не обиделся. Наверное, привык. В самом деле, зачем становиться в позу и напоминать о ролях, сыгранных в Театре на Таганке? Публика запомнила его как Атоса? Прекрасно. Он тоже любит этот фильм. А другие грани личности артиста зрители имели возможность открыть для себя во время встречи. Смехов невероятно изыскан и куртуазен. Стилен и хорош собой. Он не заигрывал с публикой, но и не парил в заоблачных высях. Великолепно читал Маяковского, Игоря Северянина, Андрея Вознесенского, Владимира Высоцкого, Виктора Шнейдера, Дмитрия Пригова. Немного пел. Много и красиво говорил. Как это передать в газетной заметке? Может быть, вот так, по алфавиту?
«Али-Баба и сорок разбойников»
– мюзикл, созданный по сценарию Смехова. В настоящее время идет подготовка к съемкам фильма.
Атос.
О фильме «Три мушкетера» (по версии Смехова – «Три мушкетера и один Боярский») актер написал книгу «Когда я был Атосом». Книга-рассказ о том, как снимался фильм, о казусах и смешных эпизодах. Много фотографий – «для тех, кто не любит читать». «Вначале я был неправильно прохладного мнения об этом фильме. Но теперь иногда смотрю его и думаю, что успех был заслуженным».
Книги.
«Я озвучил многие свои любимые книги. Был издан очень большой тираж звучащей книги «Мастер и Маргарита». За два месяца он был раскуплен. Готовится дополнительный. «12 стульев», рассказы Бабеля, «Вий» Гоголя, «Пиковая дама», рассказы Хармса, сказки… Я очень горжусь этой работой».
Опера.
«В последние годы я ставил оперные спектакли в Германии – в Манхайме, Ахене, Мюнхене, Любеке. В последнем я поставил «Фальстафа» на музыку Верди. На пятый день репетиций главный герой сломал мне ногу. Он ненавидел режиссеров. Но потом признался мне в любви. Оперу я ставил семь недель – на костылях! А попутно писал книгу о мушкетерах».
Поэзия.
«Звучащая поэзия – это «специалитет» России. Иностранцы удивляются, когда узнают, что на концертах я не пою и не танцую, а просто читаю стихи. Им нас не понять. Можно говорить о драгоценной музыкальности русского языка». «Стихи – ближайшие родственники музыки. Они не имеют к прозе никакого отношения».
Таганка.
«Я оторвался от Таганки лет 15 назад, остался там висеть портретом. Однако приезжаю на премьеры, участвую во встречах со зрителями. 23 апреля отмечалось 40-летие Театра на Таганке. И я отмечал, написал статью для журнала «Огонек». Ее можно прочитать и в Интернете».
Чтение стихов.
«Как сказала Анна Ахматова, монотон спасает поэзию. Это и есть тот магический способ сохранить то, что отличает стихи от прозы. Монотон или, если нужно, многоголосье. Так читают свои стихи все поэты. Я оказался свидетелем того, как читали стихи Владимир Высоцкий, Булат Окуджава, Юрий Визбор. Так же читал свои стихи Маяковский».
Шнейдер Виктор.
«Последние месяцев семь я знакомлюсь с творчеством рано и трагически ушедшего от нас Виктора Шнейдера. Прикасаюсь к настоящей и оригинальной поэзии. Я и приехал к вам в Трир потому, что здесь живет его замечательная мама. Недавно в Петербурге вышел двухтомник Виктора с предисловием Александра Городницкого. Первый том – стихотворный: «Там, где Фонтанка впадает в Лету», второй – прозы: «Гам лет и улиц». Я читал стихи Шнейдера в Бостоне, Нью-Йорке, Москве, Санкт-Петербурге и собираюсь читать их и дальше».
Эрдман Николай.
«Самый печальный человек в моей жизни. Когда вы смотрели на него, то не могли поверить, что он умеет улыбаться. Эрдман еще со времен войны был другом Юрия Любимова. Станиславский называл его Гоголем двадцатого века. Он был хорошо знаком с Булгаковым, Гоголем, Мейерхольдом. Вернувшись из сибирской ссылки, Эрдман навещал Булгакова незадолго до его смерти. Елена Сергеевна Булгакова жалела, что не изучала стенографию и не могла записывать их разговоры. Ничего подобного больше она не слышала. На Таганке, среди нас, Эрдман провел шесть лет своей жизни. Не был бы он рядом с Любимовым, не было бы и такого театра. Как драматург Эрдман был убит Сталиным. Его пьеса «Самоубийца» действительно была квинтэссенцией антисоветчины. Когда Эрдман умер, театральный сезон-1971/72 в Германии был объявлен сезоном его имени. Пьеса «Самоубийца» имела здесь огромный успех».
Юбилеи.
«Создается впечатление, что главная забота коллег – справить юбилей. В этом году 80 было бы Окуджаве, 70 – Визбору, 40 – Театру на Таганке. Страна победившего юбилизма. Иногда доходит до абсурда. Скоро я буду выступать в Киеве на фестивале великого пианиста Владимира Горовица. Так мне позвонили организаторы и сказали с сильным украинским акцентом, что «выступить надо для русских и учесть при этом какой-нибудь юбилей». Так что я буду выступать в честь юбилея Пушкина – ему было бы 205. Можно было бы и по-другому. В честь юбилея Маяковского – ему исполнилось бы 111 лет. А завтра у меня тоже будет юбилей – целый день со дня встречи с вами!»
Я.
Я осталась очарована. Так читать стихи… Это дано не каждому. Как, впрочем, и не каждый имеет возможность послушать. Может быть, Смехов – это только первая ласточка, и скоро за право выступить в Трире будут сражаться мэтры отечественной культуры? Эх, хорошо бы…
